Барбаровская усадьба

Игнат Горват приобрел у Ван Голстава Барбаров, доставшийся тому после того, как российское правительство конфисковало его у Оскерков. Новые хозяева построили в деревне усадьбу, которая впечатляла своими размерами и славилась на всю губернию.

Исследователи так и не определились, кто же из Горватов выстроил дом-дворец. Существует мнение, что усадьба возникла во время жизни Игната Горвата. После его смерти имение перешло старшему сыну Александру, речицкому хорунжему. В 19в Барбаров перейдет сыну Александра, тоже Александру Горвату, маршалку киевской губернии. Его сын, третий в роду Александр, станет последним владельцем Барбарова и хозяйства, состоящего из 16000 моргов (11360 га) лесов, лугов и пахотной земли.

Как же выглядела эта знаменитая усадьба, автором проекта которой был известный в те времена зодчий Лунебург из Риги?

Въездные ворота усадьбы были выполнены в виде двух,построенных из кирпича, неоштукатуренных пилонов. Венчали их балюстрадки и вазы с гирляндами. Двустворчатые ворота были украшены утонченным кованым орнаментом. Рядом же с воротами находилась маленькая сторожка. А к дому вела липовая аллея с кирпичным арочным мостом, «перекинутым» через небольшой ручей (остатки рва бывшего замка Вишневецкого).

Въездная аллея приводила к круглому газону, разбитому перед домом-дворцом. По обеим сторонам газона находились одноэтажные флигели, крытые высокими четырехскатными крышами. Крыльцо каждого из них было оформлено двухколонными портиками, поддерживающими треугольные фронтоны.

Двухэтажный дом-дворец стоял на высоком фундаменте, а из лицевого фасада выступал четырехколонный портик с треугольным фронтоном. Поле последнего украшал картуш с гербом владельцев. Под фронтоном, на уровне второго этажа, находился балкон с железной балюстрадой. Главным декором фасадов дома были треугольные и просто горизонтальные сандрики, которые располагались над окнами.

К боковому фасаду была присоединена остекленная пристройка зимнего сада, канцелярии и бани. В оранжерее выращивали экзотические растения: мирты, кипарисы, пальмы, цитрусовые.

Весь интерьер дворца был решен в стиле раннего классицизма. Первый этаж предназначался для жилья, а второй – для приема гостей.

На втором этаже находились вестибюль, столовая в три окна, салон и бальный зал. Последний занимал всю середину второго этажа и имел окна, выходящие на обе стороны дома. Зал был украшен разнотонным паркетом, узорчатой обивкой стен с широким фризом, лепной отделкой, большой бронзовой люстрой и мебелью в стиле Людовика ХУ. Обогревался зал большой изразцовой печью и камином из цветного мрамора.

Слева от бального зала находились два просторных салона, называвшиеся «зеленым» и «желтым» (по цветам примененной обивки стен и мебели).

В усадьбе хранились библиотека и архив, богатая коллекция живописи с полотнами Рембрандта, Рубенса, Бочарелли, Ваньковича, Дамеля, Суходольского (белорусского живописца-баталиста). Были и большие коллекции скульптур, позолоченных бронзовых канделябров, подсвечников, хрусталя, фамильного серебра и часов, изготовленных в Петербургской мастерской Хопина.

С тыльной стороны дома была построена широкая терраса, откуда можно было спуститься в парк. Сам же парк занимал площадь около 5 га и состоял из двух частей. Нижняя, южная его часть, окружала дворец, а верхняя, западная, примыкала к саду и простиралась вдоль реки.

С тыльной же стороны дома, между Припятью и дворцом, окруженный липами стоял старинный амбар, привнося в окрестный пейзаж своеобразную рустикальную нотку.

С высокого берега реки, где пролегала главная парковая аллея, можно было увидеть остатки замка Оскерок в Юровичах. А на мысе стояла беседка, с которой открывался чудесный вид на заречный ландшафт Припяти.

За парком, в двухстах метрах от окраины Барбарова, на одной из возвышенностей берега озера Бергут, находилась фамильная часовня-усыпальница.

После революции 1917г землю и имущество помещиков разделили между крестьянами, а вот судьба ценностей, хранившихся в усадьбе, неизвестна. Хотелось бы верить, что хоть часть из них осела в наших музеях. А может быть некоторые из них еще ждут своего открытия при раскопках или пылятся на захламленных чердаках, неузнанные и неоцененные.